— Так вот, детка, мы с твоим папой едем праздновать очередную годовщину свадьбы, остаёшься за главную, можешь пригласить одну–двух подруг, но смотри чтобы…
— Да что ты, мам, я же ни с кем не дружу почти, а моя лучшая, вернее сказать, единственная подруга будет занята.
— Конечно, она не дружит с особями своего пола… Хе – хе, смотри, дедом меня за эти два дня не сделай, обижаешься? Ну не надо, я пошутил…
В школе на большой перемене Усаги, узнав, что родителей подруги на выходных не будет дома, напросилась (причём в наглую) в гости к последней, кроме того, робко попросила разрешения взять ещё нескольких девочек… Нескольких… Ну, Нару, конечно, знала, что дружит с самой непосредственностью однако же… Короче, она думала, что речь идёт о тех четырёх девушках, с которыми она часто видела свою подругу… Они и пришли, только… В общём, чё греха таить?! Практически вся школа пришла в тот день.
Нару хоть девка и избалованная, но вместе с тем весьма неплохо воспитанная интеллигентными родителями. Именно это обстоятельство помешало ей выставить за дверь всю эту кагорту и запретить ей делать всё, что она хочет. Хотя в общем и целом, всё выходило не так уж и плохо, как боялась Нару, когда увидела весь этот… Даже не знаю как назвать… дивизион, стоящий на её пороге. Так всегда бывает с теми, кто редко ходит на званные обеды, вечера и так далее, а также редко устраивает у себя нечто вроде этого. Сначала такой человек не хочет идти, выдумывает всякие поводы, чтобы отмазаться (как-будто речь идёт о чём – то не совсем приятном, вроде школы, врача или, не дай бог, армии), но стоит только ему погрузиться в эту атмосферу праздника, почувствовать радость, веселье и кураж, а в добавок ещё и хлопнуть рюмочку «чая», как его становится вытащить оттуда весьма проблематично.
Нару, по прошествии полутора – двух часов, даже поймала себя на том, что абсолютно не боится наказания за устроенный в доме бардак. Кроме того, у неё в резерве оставался ещё целый день, за который она могла успеть прибраться в доме.
Так что, неприятности начались не с этого, а с весьма безобидного по сути своей факта, заключавшегося в том, что одна девочка (кстати, товарищ Ами по школе для одарённых) сидела в своём доме через улицу от сей оргии и учила уроки. При чём мало сказать, что музыка, сопровождавшая всё это, была очень громкой, она была такой кондиции, по сравнению с которой грохот атомного взрыва в Херосиме — шум, производимый листом, падающим на асфальт. Так вот, вы, конечно, понимаете, что учить уроки посреди ядерного полигона на Новой Земле просто – напросто невозможно. Сначала бедненькая зубрилка попыталась договориться мирно: она позвонила, но на старте космического корабля обычно не слышат звонок телефона, а уж тут… Тогда она решила немного прогуляться в сторону своих соседей, после десяти минут интенсивного воздействия кулачка девушки на дверь Нару (в данной ситуации звонок бесполезен, если только это не сигнал воздушной тревоги) Макото, отличавшаяся остротой слуха неуверенно произнесла: «Кажется, стучат», другие участники вечеринки напрягли свой слух, как могли, к сожалению, их слух не был таким хорошим, и они ничего не услышали. Ещё через полчаса самой радушной хозяйке вдруг показалась, что в дверь кто – то легонько скребётся, и она решила пойти посмотреть.
Каждому, кто сорок минут ломился в дверь, наверняка не нужно объяснять состояние просительницы. Но, увидев, что ей всё – таки внемлят, она быстро успокоилась и вежливо попросила сделать музыку чуть потише. Нару ответила «хорошо» и уже направилась к тому месту, где лежал пульт от музыкального центра, но тут её позвали играть в бутылочку (господи, что подобные языческие пляски делают с людьми!), после чего ей уже стало не до этого.
А соседка, заткнув уши ватой, и немного притерпевшись, продолжала заниматься (нечего сказать, велика тяга к знаниям, если позволяет получать их посреди поля брани). Но «тусующиеся типки» упорно рыли яму сами себе. Простоватый умник Юмино умудрился сделать так, что их музыку стал слышать весь квартал. И вот, из приёмника прилежной соседки… «Нашим ответом чемберлену» оказался камень, пробивший стекло и даже выломавший раму, обёрнутый бумагой, на последней явственно значилось: «Козлы, прекращайте эти свои игрища! Последний раз предупреждаю».
Я уж не знаю, послушались бы «козлы», нет ли, или дружно побежали бить нехорошую тётю, помешавшую их веселью, или Нару пошла бы к ней за деньгами за окно, после чего все бы спокойно продолжили веселиться, но ничего из этого не произошло потому, что почти одновременно появились ещё три гостя.
Гостями этими были русские офицеры, или, как продекламировал Тимченко, когда они вошли «хор чекистов имени Дзержинского». Так вот, этот самый хор, заглушая даже грохот, называемый музыкой заорал «Боже, царя храни», причём окончание каждой фразы сопровождалось залпом из трёх пистолетов. Пули не только разбили окошко под крышей, а в некоторых местах и продырявили её саму, та, чьё терпение окончательно иссякло, запульнула зажжённую бутылку с бензином в окно, уже разбитое её же камнем…
Когда пожарные уехали, дом представлял собой нечто выглядевшее чуть лучше большинства домов в Сталинграде и чуть хуже его же в Ленинграде после снятия блокады. Даже лучшая в Токио бригада ремонтников с десятикратной доплатой (у Нару были деньги на это удовольствие) не успела бы привести его в божеский вид к приезду родителей.
С тех пор Уса и Нару не дружат. Но и наказание не было очень уж строгим, часть (хоть и не большую) огорчения родителей затмила радость по поводу того, что их дочь не такая уж и тихоня.